6 июня известному поэту Александру Сергеевичу Пушкину исполнилось бы 222 года. Для русской словесности имя Пушкина является знаковым, вероятно, без этого великого человека и русский язык был бы иным. Строки его стихов разлетелись по всему миру, а на Родине, в день рождения этой культовой личности, отмечают День русского языка.

Места локации творчества вызывают ассоциативный ряд произведений: Петербург — «Люблю тебя, Петра творенье», Болдино — каскад великолепных произведений цикла «Болдинская осень», Михайловское…

Первый биограф А. С. Пушкина — Анненков, утверждал, что подлинный Пушкин начинается с Крыма. Не будем брать под сомнение степень достоверности выражения исследователя, но, все же, Крым оказался важной вехой в творчестве поэта. Побывав здесь двадцатилетним юношей всего неполных два месяца, А. С. Пушкин на всю жизнь сохранил и развивал эти впечатления, каждый год возвращаясь к ним, вплоть до 1836 года. С каждым разом все более углубленно и проникновенно, описывая его не столько как место действия.

Первые впечатления А. С. Пушкина от Крыма преимущественно гедонистические с присущими этому течению любованием и удовольствием от созерцания красот и щедрости природы — «Волшебный край! Очей отрада!». Эти строки положили начало целому направлению в русской литературе, в котором воспевается экзотика природы с гастрономическим привкусом «янтаря и яхонта винограда».

Сам же Александр Сергеевич Пушкин пошел дальше этих первых впечатлений, но подражателей ему в этом усовершенствованном им же ракурсе оказалось куда меньше: за красивой картиной поэт разглядел людей, их жизнь и, как связующее звено этой ранее неведомой для него жизни с вскормившей ее землей — загадочную и необычную для него культуру.

Одно из таких произведений — относительно малоизвестное стихотворение, названное по его первой строке — «В прохладе сладостной фонтанов…». Датируется оно 1828 годом, предположительно июнем-октябрем, т. е. через восемь лет после кратковременного пребывания в Крыму. В ранние издания произведение не было включено, полностью издано Б. В. Томашевским в статье «Генезис „Песен западных славян“ (Атеней. Историко-литературный временник“, кн. III, Лгр., 1926, стр. 41.)

В прохладе сладостной фонтанов

И стен, обрызганных кругом,

Поэт, бывало, тешил ханов

Стихов гремучим жемчугом.

На нити праздного веселья

Низал он хитрою рукой

Прозрачной лести ожерелья

И четки мудрости златой.

Любили Крым сыны Саади,

Порой восточный краснобай

Здесь развивал свои тетради

И удивлял Бахчисарай.

Его рассказы расстилались,

Как эриванские ковры,

И ими ярко украшались

Гиреев ханские пиры.

Но ни один волшебник милый,

Владетель умственных даров,

Не вымышлял с такою силой,

Так хитро сказок и стихов,

Как прозорливый и крылатый

Поэт той чудной стороны,

Где мужи грозны и косматы,

А жены гуриям равны.

«Стихов гремучим жемчугом» — это не просто авторская метафора, а калька с расхожей фразы, объясняющей принцип восточного стихосложения, где, в отличие от целого произведения, еще и каждая стихотворная строфа имеет завязку, развитие, кульминацию и подводит микроитог содержания строфы, заключая в себе завершенную мысль. В традиционной крымскотатарской поэзии строфа из дестана (поэмы) сопоставима с жемчужиной: даже при утрате связующей нити текста, каждая из разрозненных жемчужин как самодостаточная ценность и в разрозненном состоянии продолжает самостоятельную жизнь. Это исторически выработанное противоядие от забвения. Тогда как ленточное развитие сюжета при утрате текста не обладает такой жизнеспособностью.

Этими устойчивыми в традиционной поэзии мыслеформами, воспринимаемыми в контексте русского языка непривычными метафорами, А. С. Пушкин обнаруживает знание основ стихосложения в ранее неведомой для него крымской культуры слова.

Последние восемь строк о несравненном «прозорливом и крылатом поэте той чудной стороны» — свидетельство знания и оценка гением традиционной крымской поэзии, сложившейся на перекрестье культур Востока и Средиземноморья.